INFINITY — ИНФИНИТИ

Cлушателя-новичка, что давненько не был в родном Доме композиторов, одолевает ностальгия. Можно сказать, ностальгия историческая. Да-аа… Были времена, когда маститый Николай Рубинштейн дирижировал Первой симфонией мало кому известного Петра Ильича Чайковского или солидный Александр Глазунов, хоть и с ляпами и неурядицами, но продирижировал в столице Первой симфонией мало кому известного Сергея Рахманинова. И залы находили, и деньги, и публику… И уж как водится, извольте, в утренних газетах рецензия, уж кому какая, кто со щитом, кто на щите, но ведь говорили, играли, писали. А в советские годы? Тёпленькие партитуры прямиком в Большой зал и под палочку Евгения Мравинского: современные оперы сразу на сцену, хоть «Жизнь за царя», хоть «Леди Макбет», современные симфонии в лучшие залы с лучшими оркестрами. Но чем дальше, тем более прав Артур Онеггер, который уж давным-давно начал возмущаться, что, мол, в кино и в театре, в литературе и на всяческих биеннале все гоняются за новинками, а в музыке тяжёлый воз и ныне там – подайте публике этюды Шопена, а «Жанну д’Арк на костре» слушать не хотят.

А между тем современная музыка, как показал в который раз концерт из сочинений Михаила Броннера и Сергея Жукова – этот концерт продемонстрировал всем, что музыка XXI века свежа, прекрасна и увлекательна, пожалуй, даже более, нежели музыка Шопена-Чайковского-Рахманинова: заиграли, затёрли так называемую классику до дыр, современному слушателю она кажется слюнявой и сентиментальной, а тем, кто отродясь никакую классику не слышал, до сих пор представляется, что академическая музыка – это сплошная заумь, кляксы и какофония. Так вот нет же! Но где же, где, как пел князь Владимир, эту прекрасную музыку можно услышать? Мало где и мало когда, увы… А зря и очень жаль, но сейчас речь не об этом. Остаётся лишь в начале речи отвесить нижайший поклон дирижёру Сергею Дурыгину и его коллективу за широту души и прогрессивные мысли, которые позволили им виртуозно и вдохновенно сыграть сочинения авторов, не увенчанных, слава богу, похоронными венками, но исключительно венками из чистого лавра.

Два упомянутых автора являют собою идеальный фон друг для друга, почему, собственно, и возможно несколько отвлечься от одного, дабы высветить достоинства другого. Они как инь и янь, как чёрное и белое произрастают из разных корней русской музыки: Броннер радеет о человеке и его душе, Жуков о мироздании и вселенной, Броннер мыслит интонацией, Жуков звуковыми комплексами, Броннер трогает, Жуков живописует, Броннер идейно близок Шостаковичу и Шнитке, Жуков Скрябину и Уствольской. Как будто один вышел из школы переживания Станиславского, а другой из школы представления Мейерхольда. Да мало ли таких противоположных пар со времён Баха и Генделя, Рембрандта и Рубенса, Толстого и Достоевского и т.д. и т. п. К нам из них ближе Пастернак, тяготеющий к природе и естеству, и Мандельштам, чей взор направлен внутрь души. Инь Броннера и янь Жукова сошлись в одном концерте, оттеняя и дополняя друг друга.

Бенефис Сергея Жукова сфокусировался вокруг самого крупного опуса – Концерта для оркестра по мотивам балета на сюжет «Соляриса» Станислава Лема. Портрет большой Вселенной предстал в этой музыке в полный рост с её туманностями, дальними созвездиями, мерцающими на расстоянии множества световых лет; с её воскрешающими и угасающими светилами, кометами и планетами, что пульсируют и замирают, рассыпаются и собираются в одну точку. Все мириады движений, дрожащих, бегущих и растворяющихся в пространстве композитор вместил в одну музыкальную картину. Каждый всплеск и шорох, каждый взрыв и каждая вспышка оказались на единственно правильном и нужном месте в этой огромной панораме – слушателю осталось лишь погрузиться в неё, вполне доверяя этой грандиозной «музыке сфер» – не её ли искали люди со времён древних греков?

«Дифирамб», которым Сергей Жуков встретил новый миллениум, несмотря на лаконичность, уверенно и органично вписался в картину Вселенной, да и какая другая картина пришла бы на ум на столь гигантском историческом витке? «Неслыханные перемены, невиданные мятежи», как предсказал поэт, не миновали пророческого взора автора: после благостного начала из музыки Перотина Великого будто налетела саранча, будто обрушились все стихии, увлекая за собой всё и вся. Но равновесие восстановилось, божественная песнь возродилась как напев птицы Сиринкс, и гармония Вселенной как вечный абсолют, как непререкаемая истина продолжила звучать в третьем тысячелетии так же, как звучала раньше – невзирая ни на что и вопреки всем катастрофам и бедствиям.

«Аллилуйя» для скрипки соло и оркестра продолжила столь любимое композитором движение – per aspera ad astra, от мрака к свету, через борьбу к победе… Правда, без особой борьбы, а повинуясь витальной силе, силе жизни, что гнездится во Вселенной и не даёт ей упасть. Оптимистический барометр музыки Сергея Жукова так или иначе показывает «ясно». Сюжет «Аллилуйя» как многие опусы Альфреда Шнитке посвящён Вере, Надежде и Любви, что продираются сквозь «глушилки» бытия, но там, где у Шнитке случается трагедия, у Жукова ничто не кончается и брезжит свет в конце туннеля.

Оркестр под управлением Сергея Дурыгина явил наилучшие качества оркестровой игры: слаженные и мощные тутти, ярко прочерченные соло и легион «разноцветных» объёмных звучностей, живых и подвижных, в которых так нуждается музыка Сергея Жукова. Музыка, которая не имеет ни начала, ни конца, а будто выхвачена из сердцевины потока большого Времени, вытекая из него и вновь к нему возвращаясь. Это портрет Космоса, где человек вписан во Вселенную как её созерцатель и летописец, вместе с нею проходящий вечный круг бессмертия. Это INFINITY-бесконечность, в которой растворяется слушатель, пожалуй, только теперь способный вполне почувствовать, что в начале мира было не Слово, а Звук.

Дина Кирнарская
доктор искусствоведения, профессор,
почетный работник сферы образования РФ